Процесс структурной трансформации сельских хозяйственных укладов
в период радикальных реформ 1990-х годов
Радикальное реформирование в России в 1990-е годы, основанное на неолиберальной идеологии, фактическом уходе государства из ряда отраслей экономики (совершенно не соответствующем современным рыночным отношениям, особенно в период кризисных явлений), принятие противоречивых, неоднозначных и даже разнонаправленных аграрных реформ привело к сильному социальному расслоению, резкому снижению доходов (в 2,5 – 3,0 раза) основной массы населения, падению спроса, в первую очередь на продукты животноводства, и фактически – к нарушению условий продовольственной безопасности и основ жизнедеятельности.
Потребление продуктов питания в советское время базировалось на высоком уровне дотаций сельского хозяйства, специальной системе розничных цен, при которой продовольствие было достаточно дешевым, а промышленная продукция - относительно дорогой. Радикальное реформирование, полная ликвидация дотаций привели к резкому скачку розничных цен и снижению платежеспособного спроса на сельскохозяйственную продукцию, что фактически вынудило почти все слои населения заниматься самообеспечением - производством продовольствия для собственного потребления.
Уменьшение платежеспособного спроса на сельскохозяйственную продукцию привело к падению цен на неё. Аграрное производство в стране для основной массы производителей стало нерентабельным, что привело к углублению кризиса, острым проблемам в реорганизации колхозно-совхозной системы, разрушению аграрных предприятий и, вследствие этого, - дополнительному падению доходов населения. Крупное сельскохозяйственное производство было основным видом деятельности и доходов на селе, в 1990 году в сельском хозяйстве работало 50% сельского населения, а с учетом обслуживающих отраслей – около 60%. Кризис, охвативший сельское хозяйство, оказался настолько глубоким, что к концу 1990-х годов более 85% сельскохозяйственных организаций России оказались на грани банкротства. Уровень доходов в отрасли примерно в три раза стал отставать от средних доходов по народному хозяйству в целом, поэтому сельское население вынуждено было увеличить объемы производства продуктов питания для себя на своих приусадебных участках.
В 1990-е годы производство на личных приусадебных участках имело небольшую товарность, поскольку диспаритет цен на промышленную и аграрную продукцию не обеспечивал компенсацию затрат, а малый объем производства требовал высоких затрат труда и ресурсов. Поэтому доля продукции, продаваемой хозяйствами населения, снизилась с 34% в 1990 г. до 7-8% в 1998-1999 годах[32].
Очевидно, что в сложных экономических условиях невозможно обойтись без развития хозяйств населения, а производимая в них продукция является существенной частью увеличении продовольственных ресурсов территории. Огромное социально-экономическое значение хозяйства населения имеют как дополнительный поставщик продовольствия и как важнейший фактор рационального использования труда всех категорий сельского населения. Хозяйства населения при любых изменениях макроусловий остаются натуральными, потребительскими хозяйствами, поскольку размеры производства в них устанавливаются из потребностей семьи. Размеры же земельных наделов не позволяют производить продукцию в тех объемах, в которых они могли бы быть вовлечены в серьезный рыночный оборот[33].
Как говорилось выше, макроусловия, рынки, федеральные и региональные нормативно-правовые акты, институты собственности влияют на организационно-правовые формы хозяйствования и отношения собственности, которые формируют, в конечном счете, тот или иной хозяйственный уклад, значительно зависящий от местных условий и ресурсов. В аграрной сфере уклады отражают характер различных производственных отношений, возникающих при государственной, коллективной и частной формах собственности. Эти базисные формы могут модифицироваться и функционировать в различных вариантах. На этой же основе складывается многоукладная экономика и выделяются организационно-правовые формы хозяйствования. Сельское хозяйство в большинстве стран мира традиционно является основной сферой применения кооперативных организационно - правовых форм предпринимательской деятельности.
При реорганизации колхозно-совхозной системы в России у собственников земельных долей или имущественных паев была возможность выбрать один из трех типов экономических отношений:
1). Получить в счет земельной доли и имущественного пая землю и имущество, самостоятельно использовать свою собственность, что приводит к появлению крестьянского (фермерского) или индивидуального предпринимательского хозяйства.
2). Передать землю по договору в аренду и получать арендную плату, внести имущественный пай в уставный капитал и получать за них дивиденды. Это приводит к созданию коммерческих организаций типа товариществ на вере, обществ с ограниченной ответственностью (ООО), акционерных обществ (АО), крупных частных предприятий, сельскохозяйственных кооперативов и т.д. Эффективность их зависит от наличия активных предпринимателей, руководителей, которые становятся оптимальными распорядителями земли, имущества, произведенной продукции, доходов, при этом работники трудятся по найму.
3). Получить землю в счет земельной доли, часть имущества внести в качестве взноса в кооператив, заключить с ним договор по обработке частной земли и уходу за животными. Такое решение приводит к расширению личных хозяйств населения, формированию множества мелких крестьянских хозяйств, функционирующих в тесной взаимосвязи с кооперативом, который создается для их обслуживания. Распоряжение землей, частью имущества, произведенной продукцией и доходами в этом варианте сохраняется за собственником, который оплачивает из своих доходов стоимость работ обслуживающего кооператива.
В зависимости от выбранного варианта экономических отношений значительно меняется юридический статус создаваемой организации и её отношения с бюджетом. Например, крестьянские хозяйства без образования юридического лица были освобождены от налога на добавленную стоимость (НДС), на первые 5 лет они освобождаются от земельного налога, а члены крестьянских (фермерских) хозяйств - К(Ф)Х – от подоходного налога.
Юридические лица платят налог на добавленную стоимость (8% от выручки), единый социальный налог (35,8% от фонда заработной платы), местные налоги (примерно 4% фонда потребления), перечисляют подоходный налог (12% фонда потребления) и т. д. Личные подсобные хозяйства (ЛПХ) не платили ни одного из перечисленных налогов.
Методическая база для развития личных хозяйств населения в настоящее время находится в процессе разработки. Не удается пока достичь равновесия между фискальной и стимулирующей функциями налогов. Налоговые отчисления должны быть посильны любой организации, что является главным условием развития хозяйства; если это условие не выполняется - бизнес уходит в тень и государство лишается налоговых отчислений или большей их части. Что чаще и происходит при существующих правилах и ставках налогообложения[34].
Динамика корпоративно-патерналистского уклада
На протяжении всех 1990-х годов в российском аграрном секторе доминировали старые коллективные формы хозяйствования. Сохранялись прежние характеристики крупных коллективных хозяйств: неделимая собственность на средства производства, несменяемый (даже под влиянием экономической конъюнктуры) профиль производства, избыток рабочей силы, низкий уровень конкурентоспособности и неэффективный в рыночных условиях менеджмент. Вместо ожидаемого реформаторами интенсивного развития фермерских хозяйств и превращения бывших коллективных предприятий в новые частные предприятия, старые модели хозяйствования долгое время преобладали. Менялись только названия, а методы работы оставались прежними даже в тех случаях, когда производство приносило убытки и требовало серьёзной реорганизации, а также инвестиций для технологической и технической модернизации. Содержание избыточного штата работников вело к сокращению и невыплатам зарплаты, к сохранению принципа «уравниловки», деморализации трудовых коллективов и их разрушению [35].
В целях сохранения рабочих мест, сдерживания массового банкротства и ликвидации убыточных сельскохозяйственных предприятий, федеральные и региональные органы управления принимали меры по товарному кредитованию хозяйств, не имевших оборотных средств для проведения посевных и уборочных работ, проводили программы финансового оздоровления и реорганизации убыточных предприятий, образовывая на их базе новые юридические лица, освобожденные от безнадёжных долгов.
Хотя «эти мероприятия лишь продлевали агонию остатков корпоративно-патерналистского уклада»[36] всем было понятно, что мгновенная ликвидация основных работодателей неизбежно привела бы к социальной катастрофе - население осталось бы не только без работы, но и без возможности производить в тех же объёмах продукцию на своих подворьях.
Другие формы занятости, как правило, на местных рынках труда отсутствовали, поэтому руководители пытались избежать массовой безработицы. К тому же распад хозяйств ещё больше обострял проблемы сельских систем жизнеобеспечения и социальной инфраструктуры, за которые сельские администрации несут ответственность. Поэтому крупные предприятия продолжали поддерживать эксплуатацию объектов инженерной и социально-бытовой инфраструктуры; к примеру, долгое время на балансе предприятий оставались сельские водопроводные сети и котельные.
Однако денежная оплата труда почти на десятилетие была практически ликвидирована, зарплата заменялась натуральными платежами в виде ресурсов и услуг для ведения личного подсобного хозяйства (корма, молодняк, услуги техники), продукции, производимой на самом предприятии, взаимозачётов по оплате ведомственного жилья, коммунальных услуг и содержанию детей в детских учреждениях. Многие предприятия открывали свои пекарни, цеха по переработке мяса (изготовление полуфабрикатов, пельменей и пр.) и магазины, в которых работники не покупали, а получали товары «под зарплату».
Подобная практика наблюдается на некоторых сельхозпредприятиях и в настоящее время, поэтому нередко статистика не отражает фактические денежные доходы, так как работник получает их «продуктовый аналог». На оплате труда при этом сказывается профессия работника: механизаторы получают добавочную норму зерна, сена и всего того, что производят их бригады; животноводы выписывают в счёт зарплаты молодняк животных (телёнка, поросёнка, цыплят) или даже корову [37].
В качестве видов натуроплаты выступают разного рода услуги: заготовка сена и дров, снабжение углём, предоставление техники и осуществление перевозки грузов. Получение наличных денег, как правило, происходило и происходит по распоряжению руководства в чрезвычайных семейных обстоятельствах (авария, болезнь, смерть) или в особых случаях (праздник, оплата обучения детей, стимулирование труда передовиков или нужных сотрудников). Дефицит ликвидности вынуждал сельхозпредприятия натуральным образом выплачивать также налоги в местный бюджет, например, посредством процедур «взаимозачётов» поставлять продукты в школьную столовую, за свой счёт содержать системы жизнеобеспечения села и пр. [38].
Практическое отсутствие денежных выплат и зависимости оплаты труда от его производительности вызывало отток квалифицированных работников, приводило к ослаблению исполнительской дисциплины, пьянству на рабочем месте, разрушению трудовой мотивации, лишало работу привлекательности для молодежи, и как следствие - острому дефициту кадров. Подобные явления З.И. Калугина назвала «институциональными ловушками» аграрных преобразований в России[39].
Помимо легальных натуральных выплат, работники для ведения своих личных хозяйств проводили хищение продукции предприятия, несанкционированное использование его техники и горючего. Такой нелегальный переток ресурсов из корпоративно-патерналистского в семейно-потребительский или семейно-предпринимательский уклады нередко проходил с молчаливого согласия руководителей, которые таким образом компенсировали работникам отсутствие законных трудовых доходов и могли манипулировать ими, неявно угрожая возможным наказанием за воровство. Эти руководители даже способствовали такому - неэффективному и противозаконному - сотрудничеству и препятствовали формированию взаимовыгодных кооперационных связей между крупным предприятием и мелкими семейными хозяйствами, поскольку разобщали работников, которые воровали и не доверяли друг другу, и тем самым обеспечивали возможность сохранения единоличной власти.
Подобные практики и механизмы симбиотического сосуществования сельхозпредприятий и сельских сообществ хорошо описывает в своих исследованиях социального расслоения в сельских сообществах России профессор социальной географии Франкфуртского университета Петер Линднер[40], а О.П. Фадеева эту модель в плане взаимоотношений корпоративно-патерналистского и семейно-потребительского (или семейно - предпринимательского) укладов называет «паразитическим симбиозом»[41].
Точных оценок объёмов нелегальных потоков продукции с полей сельхозпредприятий на семейные подворья не проводилось, но нанесенный ущерб нередко приводил к ликвидации предприятия и даже последующей деградации поселения. Конечно «паразитический симбиоз» не был единственной формой взаимодействия корпоративно - патерналистского уклада с сельскими сообществами. Исследователи выделяют два варианта развития, которые управляющие могли использовать в разных комбинациях.
В первом варианте - при сильном руководстве - сохранялся контроль над производственным процессом, не допускалось присвоение работниками собственности предприятия, использовались различные механизмы мотивации и стимулирования труда. В таких поселениях на предприятиях сохранялась техническая база и земельные площади, поэтому в поселениях сдерживался процесс образования фермерских хозяйств, их количество было незначительно, у них была хуже материально-техническая оснащённость. Фермеры, пользуясь тяжёлым финансовым положением предприятия, нередко нелегально приобретали у работников по заниженным расценкам топливо, запчасти, ремонтные услуги. Такая разновидность «паразитического симбиоза» приводила к значительным экономическим потерям для предприятий.
Во втором варианте проводилась диверсификация производства и развитие внутренней переработки молочной или мясной продукции, что позволяло выходить на рынок с готовой продукцией. Как правило, это требовало административной поддержки и получения особых преференций от территориальных органов управления, что приводило к усилению неравенства в положении субъектов хозяйствования и сильной дифференциации сельскохозяйственных организаций[42].
Так в 2006 г. по данным Всероссийской сельскохозяйственной переписи только 68,6% включённых в неё сельскохозяйственных организаций осуществляли хозяйственную деятельность, остальные были вынуждены прекратить работу из-за отсутствия необходимых ресурсов [43].
Появились своего рода контрактные, при этом часто неформализованные, отношения между сельхозпредприятием и семейным хозяйством, которые специализировались в зависимости от эффективности производства разных видов продукции. Такая модель взаимодействия, основанная на учёте интересов субъектов хозяйствования в рамках корпоративно-патерналистского, семейно-потребительского и семейно-предпринимательского укладов, О.П. Фадеевой названа «паритетным симбиозом». Она характеризуется частичным переходом от раздаточных механизмов к рыночным[44].
Примером подобной кооперации крупных и малых хозяйств является специализация сельхозпредприятий на производстве молодняка и кормов, а семейного сектора – на содержании и откорме животных. При этом уменьшается диктат заготовителей-монополистов, а производство в семейных хозяйствах получает устойчивый внутренний рынок сбыта. Другим примером неформального контракта является поощрение хранения техники при домах и усадьбах механизаторов, которые осуществляют её ремонт и техническое обслуживание, а взамен негласно получают её в бессрочное пользование, в том числе - в личных целях.
Существует множество схем взаимодействия корпоративных и семейных хозяйств на паритетной основе, обеспечивающих постепенный переход к экономически эквивалентным отношениям, устраняющий искусственный разрыв рентабельности, характерный для модели «паразитического симбиоза». При этом бывшие нелегальными процессы уже включаются в систему расчётов и осуществляются по фиксированным тарифам.
Однако экономический потенциал корпоративно-патерналистского уклада значительно ограничен. Он не позволяет возмещать проводимые затраты в полной мере и своевременно оплачивать труд работников; сельхозпредприятия сохраняют устойчивость и продолжают деятельность в основном за счёт внешней финансовой и ресурсной поддержки. Поэтому естественным завершением такой практики хозяйствования, как правило, становится банкротство сельхозпредприятия или его поглощение конкурентами[45].
Однако нередко развал предприятия вызывался непрофессиональным процессом реорганизации, при котором выводились из оборота «лишние» земли, расформировывались производственные участки (фермы, отделения, бригады) в удалённых поселениях, а ресурсы концентрировались на центральных усадьбах. Поэтому первыми жертвами кризиса в сельском хозяйстве были жители малых и периферийных сёл, лишившиеся работы в результате развала коллективных предприятий; они не могли трудоустроиться в других местах чаще всего в силу неразвитости транспортной инфраструктуры. Прекращение дотирования усилило различия в условиях производства, которые в советское время нивелировались за счёт дифференциации закупочных цен и других рычагов, что привело к распаду хозяйств, оказавшихся в худших условиях. По выражению Т.Г. Нефёдовой «дикий рынок выявил переизбыток обрабатываемых земель и коллективных сельхозпредприятий на фоне малой плотности населения и слабой инфраструктуры, типичных для периферии»[46].
В конце 1990-х и начале 2000-х годов в массовом порядке стали ликвидироваться не только отдельные бригады и цеха, но и целые сельхозпредприятия. При этом в аграрной отрасли стали появляться инвесторы нового типа: частные лица и непрофильные компании. Проблемные предприятия присоединялись к более успешным предприятиям или фермерскими хозяйствам, но при этом работники выкупленных или присоединенных сельхозпредприятий часто лишались своих имущественных долей и даже работы[47].
Важной причиной проблем стала частая смена руководства предприятий, грубые ошибки в управлении и корыстные цели руководителей-временщиков, которые распродавали ресурсы, обогащались и исчезали. Долговременные невыплаты зарплаты приводили к растаскиванию оставшегося имущества и продукции, а замена одного руководителя другим, уже более ответственным, не могла исправить положения. В сёлах, которые остались без крупных хозяйств, быстро приходили в упадок и семейные подворья, и социальная инфраструктура села.
Права собственности в рамках корпоративно-патерналистского уклада носили условный характер, формальное закрепление за работниками имущества бывших колхозов и совхозов в виде паёв, раздача свидетельств о собственности на земельную долю не приводили к появлению хозяйского отношения к делу. Имущественные паи передавались работниками в уставный капитал, земельные доли - в аренду, что позволяло руководителям устанавливать собственные правила распоряжения имуществом, сильно занижать арендные платежи за землю или её выкуп, а в последующем - выкупать их и создавать свои частные аграрные предприятия[48].
В конце 1990-х годов в сельскохозяйственном производстве происходил процесс концентрации собственности. Если в начале аграрной реформы капиталы были распределены между физическими лицами (работниками и пенсионерами бывших колхозов и совхозов), то уже через 10 лет у физических лиц осталось только 26,5% уставного капитала предприятий, остальными уже владели юридические лица, то есть крестьяне потеряли основную часть голосов на собраниях учредителей, а контроль над капиталом перешёл к новым собственникам – бывшему руководству предприятий или к внешним инвесторам[49].
«Институциональными ловушками», характерными для корпоративно-патерналистского уклада, были также недостаточное развитие материально-технической базы, высокая эксплуатация оставшихся человеческих ресурсов, которая никак не могла компенсировать снижение производительности труда и качества продукции. Требовалась модернизация технической базы, усиление мотивов и стимулов для эффективного труда, формализация правил взаимоотношения работников и работодателей, установление паритета во взаимодействии предприятий и семейных хозяйств, появление профессиональных руководителей рыночно ориентированных предприятий.
О.П. Фадеева определяет следующие отличительные признаки корпоративно-патерналистского уклада[50]:
- «субстантивные» цели хозяйствования, направленные на выживание сельхозпредприятий и их работников, обеспечение автономности их существования;
- номинальный, «размытый» характер прав собственности на имущество сельхозпредприятий, систематическое игнорирование прав владельцев земельных долей;
- многопрофильный характер производства, высокий внутренний оборот ресурсов, морально устаревшие и физически изношенные технологические комплексы, препятствующие росту производительности труда;
- хронический дефицит инвестиций на модернизацию материально-технической базы производства, возможность частичной замены изношенной техники только за счёт государственных программ поддержки сельского хозяйства;
- снисходительно-покровительственный (патерналистский) принцип отношения к работнику со стороны работодателя, низкие требования к профессионализму и исполнительности работника, гарантированное трудоустройство работника в обмен на лояльность и низкий уровень оплаты труда;
- отсутствие у работников стимулов к эффективному труду, повышению отдачи используемой техники, к обеспечению сохранности имущества предприятия; попытки воздействия на их дисциплину через декларативные призывы к порядку, мнимые угрозы увольнения и наказания («лояльность через компромат») с сохранением возможности повторного трудоустройства;
- сочетание формальной и неформальной занятости работников на предприятии и в семейных хозяйствах как механизм стабилизации материального положения сельских домохозяйств, замена системы материального стимулирования легальным и нелегальным (несанкционированным) доступом к ресурсам и продукции предприятий (модели паразитического и паритетного симбиоза) и получение существенной доли доходов семьи от реализации продукции личных подсобных хозяйств (ЛПХ);
- существенная роль государственной поддержки в виде льготных кредитов на пополнение оборотных средств, специальных программ товарного кредитования (целевого снабжения материально-техническими ресурсами в счёт будущего урожая) и финансового оздоровления, различных компенсаций неблагоприятных природно-климатических условий хозяйствования и дотирования нерентабельных видов производства;
- «территориальный патернализм» – воспроизводство советского принципа неразрывности производственных и социальных функций градообразующего предприятия, значительные масштабы помощи селу со стороны хозяйствующих субъектов (софинансирование эксплуатации системы жизнеобеспечения и ресурсная поддержка объектов социальной инфраструктуры).
Ясно, что корпоративно-патерналистский уклад представляет собой естественную эволюцию колхозно-совхозных форм хозяйствования в условиях неэквивалентного обмена между аграрной отраслью и другими отраслями, разрушения устойчивых связей производителей и переработчиков сельхозпродукции, а также недостаточной защиты интересов отечественного сельхозпроизводителя при либерализации внешней торговли.
Российское крестьянство не откликалось на попытки активизировать частную инициативу сверху, при которой ожидался массовый исход из «коллективного агрогулага». Правовые и экономические условия для развития частного сектора аграрной экономики только создавались, на практике государство не могло гарантировать права частной собственности, не могло обеспечить соблюдение контрактных соглашений всеми участниками рынка[51].
Поэтому корпоративно-патерналистский уклад значительно смягчил последствия «шоковой терапии» для сельского населения, он способствовал удержанию кадров в сельских поселениях, предотвратил социальные взрывы и обеспечил выживание основным социальным группам. Именно необходимую социальную функцию выполняла проводимая государством политика поддержки убыточных предприятий: отсутствие жёсткого режима исполнения обязательств должников перед кредиторами, реструктуризация задолженности и списание долгов, перерегистрация предприятий с переводом ликвидных активов на вновь создаваемое юридическое лицо и оставлением основных долгов на старом предприятии, мораторий на процедуры банкротства предприятий.
Однако длительное проведение многоуровневого «патернализма» без введения эффективных регуляторов продовольственных рынков и системы ценообразования привело к значительному росту как экономических, так и социальных издержек.
В настоящее время значение этого уклада намного уменьшилось, хотя некоторые его элементы сохраняются из-за ценовых диспропорций и проблем в сбыте продукции. В ряде российских регионов органы управления искусственно поддерживают существование убыточных предприятий, чтобы сохранить сельские поселения и создать условия для разработки и реализации программ по перепрофилированию и диверсификации сельской экономики.
З.И. Калугиной и О.П. Фадеевой также были определены последствия распада корпоративно-патерналистского уклада[52]:
- массовое появление брошенных сёл, оставшихся без основного работодателя (так в Новосибирской области в 2005–2006 гг. доля таких сёл составляла около 35%, а из 15–20 колхозов и совхозов устойчиво работали не более 3–5);
- изменение состава землепользователей и вывод из оборота больших массивов сельскохозяйственных угодий, в том числе низко продуктивных;
- массовое появление на рынке ещё работающей, но недорогой сельскохозяйственной техники, пригодной для эксплуатации в небольших семейных, фермерских хозяйствах;
- формирование нескольких групп «сельских рантье», включающих владельцев земельных долей, а также бывших руководителей и главных специалистов разорившихся предприятий, приватизировавших технику с целью последующей сдачи её в аренду.
Перспективы корпоративно-предпринимательского уклада
К середине 2000-х годов государству удалось выработать более четкую и последовательную аграрную политику, направленную на стимулирование инвестиций в сельское хозяйство. В большинстве регионов бюджетное финансирование оборотных средств сельхозпредприятий, испытывающих дефицит ликвидности, стало замещаться софинансированием инвестиционных затрат хозяйств, доказавших свою финансовую состоятельность.
Наряду с постепенным разрушением коллективно-патерналистского уклада к этому времени стал появляться и развиваться корпоративно-предпринимательский уклад, использующий потенциал самоорганизации, экономического интереса и поиска новых форм. Этому способствовали рост объёмов кредитования сельхозпроизводителей, снятие таможенные ограничений на импорт отдельных видов сельскохозяйственной техники и агротехнологий, присвоение статуса государственных программам модернизации сельского хозяйства.
Проводилась реализация приоритетного национального проекта «Развитие агропромышленного комплекса», который был преобразован в Государственную программу развития сельского хозяйства, выполнялась селективная поддержка успешных сельхозпредприятий, что способствовало частичной модернизации и техническому перевооружению этих предприятий. Однако при этом произошла ещё большая дифференциация сельхозпроизводителей, сельских поселений и даже регионов страны. Но появился мощный стимул для изменения моделей хозяйствования на земле, последовали структурные преобразования, реформация трудовых и земельных отношений, появились специальные механизмы государственной поддержки в виде особых режимов кредитования и инвестиций, льготных адресных программ, которые могли защитить и стабилизировать внутренние продовольственные рынки, создать условия для окупаемости инвестиционных проектов.
Основу корпоративно-предпринимательского уклада составили успешно реорганизованные коллективные хозяйства, новые вертикально-интегрированные структуры – агрохолдинги и выдержавшие конкуренцию фермерские хозяйства, которые сменили свою организационно-правовую форму и стали акционерными обществами, артелями или кооперативами. Хотя эти субъекты хозяйствования различаются между собой по масштабам производства, организационной структуре и социальным связям, О.П. Фадеева объединяет их в рамках одного уклада по целевой направленности экономической деятельности и общим принципам хозяйствования, поскольку они уже направлены не на выживание, а на развитие, получение прибыли, расширение производства, повышение его продуктивности и эффективности с целью завоевания рынка[53].
Руководители реорганизованных коллективных хозяйств, среди которых было немало сильных хозяйственников советского времени («красные директора»), опирались на прежние связи с региональными органами управления, проводили акционирование предприятий, сохраняя за собой контрольный пакет акций, перепрофилировали и технически модернизировали хозяйства, создавали свою систему сбыта продукции. Они старались сократить текущие затраты, реагировать на рыночную конъюнктуру, уменьшать риски, связанные с резкими колебаниями закупочных цен. Предприятия освобождались от «трудового балласта», вводился жесткий принцип ответственности работника за результаты труда, однако при этом новые собственники, повышая интенсивность работы, всячески экономили на оплате труда.
В начале 2000-х годов реальную конкуренцию преобразованным сельхозпредприятиям в борьбе за привлечение эффективных работников и за расширение обрабатываемых земель стали составлять фермерские хозяйства[54], устоявшие благодаря удачной стратегии развития и выбранной специализации, осторожной политике найма работников и приобретения технических средств, постоянной работе по совершенствованию технологий и улучшению качества используемых ресурсов (семян, удобрений, средств химической защиты, молодняка сельскохозяйственных животных).
Профессиональный и прагматичный подход к делу усиливался готовностью сильных фермеров идти на риск и брать кредиты в банках для перевооружения своих хозяйств, несмотря на высокие проценты и слабое желание финансовых учреждений кредитовать аграрный сектор.
В работе В.А. Губина[55] проведены исследования множества различных противоречий, имеющихся в формальных институтах, которые препятствуют развитию фермерских хозяйств в России. Сдерживающую роль в развитии крестьянского хозяйства сыграло также разрушение неформальных институтов: традиций крестьянской семьи, передаваемых из поколения в поколение. Поэтому делается вывод о том, что особенности институциональной среды в России, определенные историческим развитием общества, привели к тому, что крестьянское хозяйство значительно отстает от уровня развития европейского фермерства. И развитие аграрного производства, и в том числе фермерства, связано с модернизацией, повышением производительности труда и снижением издержек.
Эта задача решается за счет внедрения инноваций, применения современных технологий, которым необходимо обучать фермера, причем этим должно заниматься не только государство, но и негосударственные организации, такие как ассоциации фермерских хозяйств. Политика государства как на федеральном, так и на региональном уровнях должна быть направлена на поддержку и популяризацию фермерского движения, пропаганде знаний в области современных технологий аграрного производства, что с различным успехом проводится в большинстве аграрных регионов [56].
[1] Калугина З.И. Рыночная трансформация аграрного сектора России: Социологический дискурс. – Новосибирск: Изд-во ИЭОПП СО РАН, 2015.
[2] Постановление Правительства РФ «О порядке реорганизации колхозов и совхозов» // Собрание Постановлений Правительства РФ. – 1992. – № 1–2. – Ст. 9.
[3] Федеральный закон от 11.06.2003 № 74-ФЗ (ред. от 23.06.2014) "О крестьянском (фермерском) хозяйстве" - URL - http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_42662/
[4] Федеральный закон Российской Федерации от 07 июля 2003 года № 112-ФЗ «О личном подсобном хозяйстве» - URL - http://base.garant.ru/12131702/.
[5] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015.(264 с.), с. 3.
[6] Левковский А.И. Третий мир в современном мире // Многоукладная аграрная экономика и российская деревня. – М.: Колос, 2001. с. 13.
[7] Старк Д. Гетерархия: неоднозначность активов и организация разнообразия в постсоциалистических странах // Экономическая социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу. – М.: РОССПЭН, 2002. – С. 47–95.
[8] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015.( 264 с.), с. 6.
[9] Многоукладность России: исторические корни, состояние и перспективы / Отв. ред. Т.Е. Кузнецова. – М.: Институт экономики РАН, 2009. - 286 с.
[10] Т.ж., с. 148-149.
[11] Кузнецова Т.Е., Никифоров Л.В. Многообразие и структура укладов: их становление в современной России // Многоукладность России: исторические корни, состояние и перспективы. – М.: Институт экономики РАН, 2009a. – С. 68–93., с. 70–71.
[12] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. – 264 с., с. 13.
[13] Кузнецова Т.Е., Никифоров Л.В. Уклад и многоукладность: социально-экономическое содержание // Многоукладность России: исторические корни, состояние и перспективы. – М.: Институт экономики РАН, 2009. (с. 12–24), с. 18.
[14] Т.ж., с. 12–13.
[15] Т.ж., с. 15.
[16] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с. 13.
[17] Ашкеров А.Ю. Уклад общественный (статья для Философской энциклопедии). URL: http://static.traditio.ru/ashkerov/uklad.htm.
[18] Куракин А.А. Социально-экономический уклад: генезис понятия // Многоукладность России: исторические корни, состояние и перспективы. – М.: Институт экономики РАН, 2009. (C.39–65), с. 49.
[19] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. – 264 с., С. 8.
[20] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. – 264 с., С. 25.
[21] Полищук Л., Борисова Е., Пересецкий А. Управление коллективной собственностью в российских городах: экономический анализ товариществ собственников жилья // Вопросы экономики. – 2010. – № 11. С. 120;
Дворцов В. Постсоветское село Западной Сибири. URL: http://www.voskres.ru/articles/dvorzov1.htm.
[22] Верховин В.И. Экономическая социология / Под ред. В. И. Демина. – М.: ИМТ, 1998. (446 с.), С. 65.
[23] Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. Избранные труды. М.: Экономика, 1989. – 492 с.
Никулин А.М. Аграрные трансформации в исследованиях А.В. Чаянова // Социологические исследования. 2005. № 10. С. 111-119.
[24] Радаев В.В. Ещё раз о предмете экономической социологии // Социс. – 2002. – № 7. С. 3–14.
[25] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с. 27.
[26] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с. 28-29.
[27] Заславская Т.И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации. – М.: Дело, 2004.
[28] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015.(264 с.), с. 33.
[29]Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с. 33-37.
[30] Т.ж., с.35.
[31] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с.36.
[32] Семин А., Дибиров А. Региональная политика в отношении личных подсобных хозяйств // АПК: экономика и управление. – 1995. – №3. – С. 37-45.;
Тиллак П., Эпштейн Д. К характеристике хозяйств потребительского типа // АПК: экономика, управление. – 2002. – №3. – С. 53-60.;
Мансуров П.М. Формирование устойчивого жизнеобеспечения населения сельских территорий Ульяновской области. – Ульяновск: УлГТУ, 2012. – 272 с., URL: http://venec.ulstu.ru/lib/disk/2012/Mansurov3.pdf, с.20.
[33] Мансуров П.М. Формирование устойчивого жизнеобеспечения населения сельских территорий Ульяновской области. – Ульяновск: УлГТУ, 2012. – 272 с., URL: http://venec.ulstu.ru/lib/disk/2012/Mansurov3.pdf , с.83.
[34] Мансуров П.М. Формирование устойчивого жизнеобеспечения населения сельских территорий Ульяновской области. – Ульяновск: УлГТУ, 2012. – 272 с., URL: http://venec.ulstu.ru/lib/disk/2012/Mansurov3.pdf , с.84-85.
[35] Великий П.П. Российское село в условиях новых вызовов // Социс. – 2007. – № 7., 2007;
Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. – 264 с., с. 99.
[36] Фадеева О.П. Хозяйственные уклады в современном российском селе // Социс. – 2007. – № 11. – С. 64–69],
[37] Фадеева О.П. Сибирское село: альтернативные модели адаптации // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Учёные записки. – М., 1999. – С. 227–240;
Фадеева О.П. Сельский труд: симбиоз формального и неформального // Россия, которую мы обретаем. Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. – Новосибирск: Наука, 2003. – С. 222–252., с. 228;
Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. – 264 с., с. 100-101.
[38] Никулин А.М. Оханская многоукладность: взаимодействие укладов в пермских сёлах // Многоукладность России: исторические корни, состояние и перспективы. – М.: Институт экономики РАН, 2009. – С. 231–263.
[39] [Калугина З.И. Институциональные ловушки аграрных преобразований в России // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Учёные записки. 2005. Вып. 5. – М., 2006. – С. 252–269].
[40] Линднер П. Дифференциация продолжается: репродукционные круги богатства и бедности в сельских сообществах России // Рефлексивное крестьяноведение: Десятилетие исследований сельской России. – М.: МВШСЭН, 2002. – С. 386–406.
[41] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015.(264 с.), с. 102.
[42] Калугина З.И. Парадоксы аграрной реформы в России. Социологический анализ трансформационных процессов. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2001, с. 92;
Узун В.Я. Крупный и малый бизнес в сельском хозяйстве России: адаптация к рынку и эффективность. – М.: Энциклопедия российских деревень, 2004, с. 6.
[43] Предварительные итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2006 года (по краткой программе) // Вопросы статистики. – 2007. – № 9., с. 8.
[44] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с.106;
Бессонова О.Э. Раздаточная экономика России: эволюция через трансформации. – М.: РОССПЭН, 2006.
[45] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с.107.
[46] Нефёдова Т.Г. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. – М.: Новое издательство, 2003., с. 156.
[47] Фадеева О.П. Новые инвесторы в аграрной сфере // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Учёные записки 2005. – М., 2006. Вып. 5. – С. 328–351.
[48] Виноградская О.Я. Аксиоматика капитализма: где она обретается и как ей живётся-можется // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Учёные записки. 2011. Вып. 6. – М.: Издат. дом «Дело» РАНХиГС, 2011. – С. 258–273.
[49] Узун В.Я. Крупный и малый бизнес в сельском хозяйстве России: адаптация к рынку и эффективность. – М.: Энциклопедия российских деревень», 2004., с. 26.
[50] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015.(264 с.), с.115-116.
[51] Калугина З.И. Сельское предпринимательство в современной России: институциональные основы и социальные практики // Россия, которую мы обретаем. Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / отв. ред. Т.И. Заславская, З.И.Калугина. – Новосибирск: Наука, 2003. С. 193–222.
[52] Калугина З.И., Фадеева О.П. "Hard luck story" брошенных деревень (социологический очерк) // Регион: экономика и социология. – 2006. – № 3, с. 79–96;
Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с.117.
[53] Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред. З.И. Калугиной. – Новосибирск: ИЭОПП СО РАН, 2015. (264 с.), с.118.
[54] Смирнов В.Д. Анализ соответствия законодательной характеристики фермерских хозяйств их реальному состоянию // Экономика сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий. 2011. № 12. С. 72–75.
[55] Губин В.А. Экономические противоречия институциональной среды фермерских хозяйств // Экономика образования. 2012. № 1. С. 174-180.
[56] Добшинский А., Озеряник М. Институциональные аспекты развития фермерства в России // Международный сельскохозяйственный журнал. 2014. Выпуск № 3. С.57-60.